В минувшую пятницу в Пензенском литературном музее состоялась встреча с одним из лауреатов 53‑го Лермонтовского праздника в «Тарханах», заслуженным деятелем искусств РФ, актером, поэтом и баснописцем Владиславом Маленко. Да-да, он один из немногих, кто не дает умереть жанру басни. «У наркодилера Шакала нашли вещдок в кусочке кала». «Электрик Волк и слесарь Лис за пару лет вдвоем спились». «У похотливой Серой Утки был план «по пять клиентов в сутки»… Все это первые строчки басен современного автора Владислава Маленко.
«Лермонтов — трудный автор»
Мероприятие началось с того, что юная жительница Пензы Елизавета Сухова исполнила стихотворение Владислава Валерьевича «Ржев», которое она выучила еще четыре года назад, — перед началом встречи показали видеозапись того выступления девочки. А Маленко признался, что частично он тоже пензяк, поскольку его бабушка родилась в деревне Павловка Беднодемьяновского уезда Пензенской губернии и в детстве он проводил у нее чуть ли не каждое лето.
Вспомнил Маленко, и как он приезжал в Пензу в конце 1990‑х с труппой Театра на Таганке. У него даже сохранилась фотография, на которой он со своим другом Иваном Бортником (Промокашка из фильма «Место встречи изменить нельзя») позируют в гримерке старого театра.
Кстати, от микрофона гость из столицы отказался, решив общаться со зрителями без помощи технических средств, а читая стихи, бросал листы с текстом на пол и спокойно по ним ходил, как бы попирая собственные произведения.
«Вы мне напоминаете японцев, я не вижу ни одной эмоции, — неожиданно прокомментировал Маленко поведение публики. — Помню, мы с Театром на Таганке гастролировали в Японии, перед нами полный зал японцев, и за весь спектакль на их лицах ни одной эмоции. Мы были в шоке, но играли. Правда, когда спектакль закончился, то полчаса звучали аплодисменты и крики, нас завалили цветами».
После этого короткого рассказа зал, в котором половину зрителей составляли курсанты филиала Военной академии материально-технического обеспечения, наконец‑то отреагировал смехом и аплодисментами.
Во время встречи поэт не раз говорил о Лермонтове: «Я был в Пятигорске. На языке глухонемых этот город выглядит как два пистолета, направленных друг на друга. Пятигорск — это место дуэли и гибели великого русского поэта. Этот мальчик Лермонтов что‑то знал про Россию, знал больше, чем все остальные… Он как герой нашего времени, как кинематографист — опередил свое поколение».
Дальше Владислав Валерьевич рассказал, как в середине 1960‑х сразу после ошеломительного успеха спектакля «Добрый человек из Сезуана» Любимов пытался поставить на Таганке «Героя нашего времени». Высоцкий уже репетировал, музыку написал Таривердиев. Но… ничего не вышло. По словам Маленко, Лермонтов в плане театральной реализации очень жесткий и трудный автор.
«Иди текст учи!»
Конечно же, в этот вечер не обошлось без театральных баек. Одна из них была посвящена автору текста гимна СССР, а впоследствии и России Сергею Михалкову.
«Золотухин рассказывал мне историю, как в 1976 году в Театр на Таганке пришел Сергей Михалков с девушкой, на которой была прекрасная шуба, — начал рассказ Владислав Маленко. — Золотухин вспоминал, что он шел по коридору театра следом и смотрел не на девушку, а на ее шубу.
Разделись гости в кабинете худрука Юрия Любимова и отправились смотреть спектакль «Гамлет». Посмотрели, вернулись в кабинет… А шубы нет. Украли шубу из кабинета самого Любимова! Весь театр на ушах. Прибежал Высоцкий, Любимов ему говорит: «Володя, звони в МУР». Приехал его знакомый полковник милиции. Все бегают, девушка плачет огромными слезами, а Михалков ей говорит: «Милая моя, теперь‑то ты понимаешь, что «Гамлет» — это трагедия?»
Тут же артист-поэт поведал еще одну историю, мол, за что купил, за то и вам продаю. Она тоже была рассказана Золотухиным. «Валерий Сергеевич вспоминал, что, когда он эту историю про шубу рассказал Вознесенскому, тот сразу ответил другой историей, тоже связанной с Михалковым.
Некоторое время после ухода Сталина гимн был без слов. Объявили конкурс на новый текст гимна. Претендентов собрали в южном городе, поселив в гостинице. Среди них были Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, сам Вознесенский, множество поэтов из числа шестидесятников и, конечно же, Сергей Михалков.
Евтушенко и Вознесенского поселили на верхних этажах, а Михалков жил этажом ниже. После волнительных испытаний наконец‑то наступил день принятия решения. И жюри вынесло свой вердикт в пользу Михалкова. Поздравили, похлопали, что‑то вручили и стали разъезжаться. Возвращаясь, Вознесенский и Евтушенко вошли в один лифт с Михалковым.
Стоит заметить, что Евтушенко был самым амбициозным из всех и был сильно уязвлен, что выбрали не его строки. В лифте он дулся, пыхтел, а потом резко повернулся к Михалкову и запальчиво, в сильном волнении сказал: «Ну ладно, пусть выбрали вас. Но признайтесь честно, что мои стихи все‑таки намного лучше!» И выжидательно уставился на Сергея Владимировича.
Тот стоял в дорогой шубе, с тростью и выглядел как барин. Он даже не взглянул на Евтушенко и не ответил ему ни слова. Лифт поднимался все выше и наконец остановился на этаже Михалкова. Тот двинулся к выходу, но в дверях обернулся и сказал Евтушенко: «Иди учи текст!»
Вспомнил Владислав Маленко и о коллеге по Театру на Таганке Леониде Филатове, которого считал своим учителем: «Леониду Филатову я носил свои первые стихи. Моим сержантом в армии был его сын Денис. Так я попал домой к самому знаменитому артисту-поэту страны. Леонид Алексеевич вышел в домашнем халате, накормил меня супом…
Я пошел в самоволку, чтобы съездить к родителям. Мне нужно было переодеться в гражданскую одежду, которую я хотел взять у Дениса. Но его одежда не подходила по размеру, и Филатов дал мне свой свитер и брюки, а поскольку я был по‑армейски пострижен, то надел еще и его шляпу, чтобы меня не засекли патрули в метро.
Филатов жил на Рогожском Валу. Оттуда я с опаской добрался до Строгина. Вечером вернулся к Леониду Алексеевичу, отдал вещи, переоделся в армейскую форму, и мы вместе с Денисом поехали в часть.
Я дружил со всеми близкими товарищами Филатова, включая Качана и Задорнова. Из них сейчас в живых остался только дядя Боря Галкин. И, конечно же, я дружил с Ниной Сергеевной Шацкой — женой и музой Леонида Алексеевича. И когда я задумал Всероссийский фестиваль молодой поэзии «Филатов-фест», то, естественно, пошел к ней. Она сказала: «Влад, разрешаю, но только повесьте, пожалуйста, памятную доску на доме, где мы с Леней жили и любили друг друга». И мы с соратниками выполнили эту просьбу».
Рассказал Владислав Валерьевич и о том, как оказался в Театре на Таганке в качестве актера: «В «Таганку» я пришел из Академического театра имени Моссовета в 1996‑м. В Театре имени Моссовета у меня были великие партнеры: Георгий Жженов, Борис Иванов, Нина Дробышева. Легендарному директору театра Льву Федоровичу Лосеву очень нравились мои пародии. Я тогда работал в программе «Куклы», и мною затыкали все капустники. Но я очень хотел в «Таганку».
Меня привлекал поэтический театр. Первый спектакль на «Таганке», который я увидел, еще учась в школе, был «Послушайте!» по Маяковскому. Я поразился, что так можно! Свободно и в то же время по‑настоящему, как будто это не спектакль, а написанное стихотворение.
Я пошел разговаривать с Любимовым. «Ты же в «Куклах» озвучиваешь героев-политиков. А можешь показать?» — попросил он, и я начал ему показывать. Любимов посмеялся и объявил: «Значит, завтра ты выходишь на сцену в спектакле «Высоцкий» и будешь делать примерно то, что делал в нем Филатов. Накидай что‑нибудь из политиков про Высоцкого».
Тут у меня задрожали ноги: я сейчас выйду на сцену, а там стоят Бортник, Золотухин, Фарада, Смирнов, Трофимов и так далее. Впрочем, на следующий день я уже работал, а мой столик в гримерке оказался рядом со столиком Высоцкого, за который, конечно, никто не садился.
На «Таганке» у меня было порядка 30 спектаклей в месяц, я фактически жил в театре. В перерыве не уходил обедать, а ложился между тринадцатым и четырнадцатым рядом, там было потеплее, на десять минут засыпал, а потом опять шел на репетицию.
Потихонечку начал писать для театра, режиссировать какие‑то кусочки внутри спектакля. Это нравилось шефу. Но была договоренность, что я не рассказываю об этом, а сразу показываю. И он все принимал. Я был абсолютно свободен. Это была самая счастливая театральная пора с Юрием Петровичем».
«Таганки» для меня больше нет…»
Актер дважды уходил из «Таганки», и второй раз оказался, как считает сам Маленко, окончательным. «Ко мне обратились все старики с просьбой поставить спектакль к 50‑летию театра. Была сложная история разрыва с Любимовым. Он ставил в театре Вахтангова спектакль «Бесы», посвященный Театру на Таганке, а я ставил «Таганский фронт» — мощный, большой, музыкальный спектакль… Это был 2014 год, а в 2015‑м я из театра ушел. Теперь, когда я прохожу мимо «Таганки», я в ту сторону даже не смотрю, потому что этого театра для меня больше нет…
После ухода из Театра на Таганке, которому я отдал 20 лет, мне нужно было физически себя вытащить. Тогда мне вслед кричали: «Этот выживет! Но вернуться мы ему не дадим! Хватит с него! Хватит его романа театрального с Любимовым! Не допустим!» И тогда я воспользовался алгоритмом Михаила Булгакова: создал свою коробочку, увидел ее, оживил в ней персонажей и стал сам себе театром, зоопарком, городком. И это меня спасло».
Остается лишь добавить, что Владислав Маленко — художественный руководитель Государственного музея Сергея Есенина в Москве, основатель и художественный руководитель Московского театра поэтов, художественный руководитель Всероссийского фестиваля молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова, ведущий Первого канала. В минувшем году ему было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации».
Яков Белкин, фото В. Павловского.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
